Горячая линия 0800509001
ru
ru

«Не нужно бояться, нужно просто любить и поддерживать детей», – выпускник интерната

05.06.2016

После 11 лет жизни на улице и в интернате, а потом учебы в училище, техникуме и университете, Владимир Чернов присоединился к всеукраинскому движению «Украина без сирот». Там, среди всей важной работы, он возглавил волонтерскую группу, занимающуюся особенно важным делом – общением с детьми-сиротами и наставничеством воспитанников интернатов.

Поначалу Вова не особо рассказывал о том, что и ему когда-то приходилось драться в интернате, как он говорит – кулаками завоевывать себе место. Было тяжело вспоминать о том, как хотелось оттуда удрать, а попав в обыкновенную школу, снова вернуться… в интернат. Потому что в интернате, по большому счету, можно было ничего не делать, а в школе – что и как делать – непонятно.

Повзрослев, Владимир стал делиться своей историей, потому что помнил, как важно, чтобы в детстве или юности с тобой рядом был верный, понимающий, значимый взрослый. Реальный человек, а не персонаж из книги, который бы доказал, что мечтать нужно и важно, и что, если трудиться над собой, то эти мечты станут реальностью.

Для Вовы, в своё время, такими людьми оказались Лилия и Дмитрий Малашко. Они приняли его в свою семью, научили самостоятельности и помогли усвоить очень важные для жизни ценности. Или что делать, когда эти ценности приходится отстаивать. Например, как быть, живя без родителей: плыть по течению или работать над собой, быть открытым для знаний и навыков, возможностей и достижений.

Владимир рассказал «Сиротству – нет!» о том, что сейчас он видит в интернатах и чего не хватает живущим там детям.

Обычно люди стесняются того, что жили в интернате. Почему вы говорите об этом публично?

Раньше я не очень хотел, чтобы кто-то знал, что я выходец из интерната. Это было где-то до 22-х лет, потом просто повзрослел. Начал работать в фонде, ездить в интернаты, общаться с детьми. Они все думали, что я чей-то сын. И я подумал: «Смысл врать?» Я потерял обоих родителей, 9 лет прожил в интернате. Стал рассказывать детям, что у меня похожая история. Сначала не верили. Но я их мотивировал: «Вы можете поступить в университет – вам нужно учиться. Если есть возможность – идите в семью. Семья – это важно», – вот так на своем примере рассказывал.  

Часто в прессе попадается статистика, что большинство выпускников не социализируются. В жизни ваших друзей, одноклассников по интернату это подтверждается?

Когда я учился в интернате, в моем классе было человек 30. Сейчас я общаюсь только с 10-ю. У кого-то из них уже есть свои семьи, кто-то работает. А остальные просто исчезли. Кто-то попал в тюрьму, одну девочку убили из-за проституции.

Поэтому вы считаете: нельзя оставлять детей-сирот один на один перед выбором, что делать дальше, куда идти.

С детьми нужно разговаривать. Они не виноваты, что стали сиротами или оказались в детском доме.

А как вы попали в интернат?

У меня был отец, была мать. Мы жили в Днепропетровске. Отец был жестоким человеком, избивал мою маму и меня. Именно поэтому мы были вынуждены уйти из дома. Также у матери от первого брака был ещё один сын – мой старший брат. Когда мне было 4 года, он ушел в армию. Мать решила уехать к нашей бабушке в Судак. Там мы жили настолько бедно, что иногда я даже попрошайничал. Мать начала сильно пить. И мы оказались на улице, вернее говоря, просто начали бомжевать. Так продолжалось где-то 6 лет. Однажды меня заметила одна женщина. Разговорилась со мной. Потом отвезла в интернат в Симферополь. И я остался там жить. Мать меня не посещала. О том, что мамы не стало, я узнал от директора. От отца в Днепропетровске не было никаких вестей. Потом оказалось, что он погиб, работая на стройке. Когда мне было лет 12, я получил письмо от брата. Суть его была такова: «...тебе трудно, ты остался без мамы и папы, но пойми и ты меня: я не могу сейчас тебя содержать, воспитывать, поэтому - прости, не хочу, чтобы ты меня знал и помнил».

Кто вам помог справиться с такими трудностями?

В интернате нас навещали волонтеры – Лилия и Дмитрий Малашко. Я привязался к ним, мне было с ними очень интересно. У меня давно было в подсознании – что я хочу прожить в семье. И когда Дима спросил: «Ты хочешь пожить в семье»? – конечно же я согласился.

Они оформили опеку?

Да. Пока я учился в училище, жил у них. У них уже был биологический сын Даник – на 11 лет младше меня. И еще они приняли двух девочек из моего интерната. Да, оформили над всеми нами опеку.

И как вы все вместе ладили?

В принципе, все было как и в обычных семьях. Мы общались с другими детьми, играли, смотрели фильмы, выезжали на пикники. Но были и некоторые сложности. Когда Дима с Лилей приезжали в интернат – я знал их, как бы, с одной стороны. А потом, попав в семью, я не всегда понимал, как себя вести, как я должен поступить, что хорошо и что плохо. Например, я не обращал внимание на то, когда нужно было убрать за собой. Привык, что в интернате все делают вместо тебя – поел и пошел. Дома нужно быть аккуратным. Также в семье со мной очень долго разговаривали, все объясняли: как распределять свой бюджет, как говорить с людьми, как распределять свое время.

У Димы в Симферополе был благотворительный фонд «Спасение от сиротства». И они с Лилией очень многое знают о проблемах таких детей и о том, как помочь в их решении. И если между детьми случались конфликты, они их улаживали, уделяя нам очень много внимания. Они всегда говорили: «Если какие-то сложности – мы рядом». Сейчас, к слову, мы все часть движения «Украина без сирот», и вместе трудимся над решением проблемы сиротства на всеукраинском уровне.

Вы пришли в семью уже относительно взрослым, когда поступили в училище. Сейчас вы замечаете: хотят ли дети в таком возрасте в семью? Все-таки к 16-17 годам есть уже какие-то устоявшиеся представления о жизни.

Несмотря на то, что интернат – это своеобразная свобода от ответственности, дети все равно хотят жить в семье. Раньше я, к примеру, любил курить, воровать. Но семья, принявшая меня, помогла мне от этого уйти. Если бы не они, было бы очень сложно. Сейчас мы дружим. Поэтому, что касается подростков – они хотят жить в семье, хотят почувствовать любовь, поддержку.

Как изменились интернаты за те годы, которые вы там не живете?

Сейчас в интернатах только 10% детей-сирот. У остальных детей есть родители. Но, в силу разных обстоятельств, эти дети живут в интернатах. И им очень не хватает семейной заботы, не хватает любви, дружеских отношений. Интернатам ведь выгодно, чтобы там было много детей, иначе их просто закроют. Плюс финансирование зависит от количества учеников. Но для детей от этого никакой пользы, ничего хорошего. Даже уровень полученного после 9-того класса образования соответствует уровню 5-тых классов обычной школы.

А что бы вы посоветовал родителям, решившим принять в семью мальчика или девочку именно подросткового возраста?

Я бы посоветовал пройти качественные тренинги, где опытные специалисты расскажут о возможных психологических проблемах, ответят на разные вопросы, помогут подготовиться. Ведь принимая подростка из интерната, нужно быть готовым выдержать тот психологический наплыв, который иногда может появиться у человека, прожившего долгое время в другой реальности. Также я бы рекомендовал пообщаться с другими семьями, которые уже имели подобный опыт. Ну и, конечно же, с ребенком нужно проводить больше времени, общаться. Со мной, когда я уходил в себя, все равно настаивали: «Не молчи, не молчи!». Я делился своими переживаниями, мы обсуждали и вместе находили решение.

Думаю, что многих потенциальных опекунов или наставников беспокоит, что в подростковом возрасте ребенок будет искать свою биологическую семью, а их бросит. Что вы скажете на такое предположение?

Когда я жил в семье, я пытался найти сначала отца, потом брата. Дмитрий и Лилия очень сильно мне в этом помогали. Они знали, что для меня важно найти свои корни. И мое к ним отношение не поменялось – я рад и очень им благодарен. Поэтому, я думаю, что так должны поступать и другие семьи, принимающие детей из интернатов. Не нужно бояться, нужно просто их любить и поддерживать в самостоятельной жизни.

ИСТОЧНИК